Письмо от неизвестного - Никита Доровских

– Нет, простите.

– Вы тогда сказали: «Какие дивные облака». Ещё обратили моё внимание, что одно облачко похоже на лошадку. Я, по правде, этого не заметил, но был поражён, как во всём Вы стараетесь видеть прекрасное. Мне это очень помогало. Там, где я находился, было мало хорошего. Рутинная, скучная жизнь в окружении солдат и крепостных. Некоторые, думаю, предпочли бы воевать, нежели волочить жизнь в поселении. Наблюдая всю эту картину, трудно было видеть что-то светлое. Но вспоминая Вас, малышку, я пытался замечать вокруг хорошее. Однако это получалось с трудом.

Софья не нашла, что ответить, и лишь опустила глаза.

– Я слышал, родители Ваши в отъезде, – обратился Дмитрий, – так хочется повидаться с Александром Игнатьевичем. Ваш отец – человек широких взглядов. Они скоро вернутся?

– Да, приедут на следующей неделе, – девушка вновь посмотрела на молодого офицера. Ей было трудно отвести от него глаза, и она укоряла себя за это.

– Мне… Мне было очень приятно увидеться с Вами. Надеюсь на скорую встречу и не смею более отнимать Вашего времени.

Растерялся… Им овладело непреодолимое желание. Желание говорить с ней, смотреть на неё, слушать, внутренне восхищаться и когда-нибудь позволить восторженным возгласам перебраться из сердца на уста. И чем дальше очаровательная особа отдалялась на арабском скакуне, тем сильней и непреодолимей становилось желание.

***

– Ты не представляешь, кого я видела! – не дожидаясь реакции сестры, Ольга продолжила: – Николаева Дмитрия Юрьевича. Он приехал несколько дней тому назад. Мы же с тобой были еще детьми, когда он уехал, но сегодня я смотрела на него совсем не по-детски, – губы замерли и как-то неестественно надулись; она закатила глаза и, выдержав паузу, произнесла более спокойным, ровным тоном, слегка растягивая гласные: – Я бы не отказалась закружить с ним в ритме вальса. Да, кстати, сестренка, – голос вернулся в привычное русло, – я подумала… а что если именно Дмитрий и написал тебе?

Софья вздрогнула… Ею на секунду завладело непреодолимое желание. Она поймала себя на мысли, что ей действительно хотелось, чтобы это был именно он. Но, к сожалению, она знала, была непоколебимо уверена, что это не так. Нет, не Дмитрий – автор письма…

– Не думаю, Ольга.

– Но почему? Ведь совпали удивительным образом приезд Николаева и это признание. Я сначала подозревала Барсукова, уж слишком часто он наведывается к нам, вернее, к отцу; и однажды невольно заметила, как этот гнусный старикашка бросил на тебя свой жадный взгляд.

Софье стало дурно от этой мысли. Она даже сморщила нос и покривила рот.

– Потом подумала, что это дикое предположение, безумно дикое. Ну, какой Барсуков, – передернулась, – а вот Дмитрий… Вполне возможно, – пристально посмотрела на сестру и прибавила, слегка прищурившись: – И вполне желанно…

– Может, тебе и желанно, а мне нет, – совсем не хотела этого говорить, выдавила с трудом.

– Не поверю, ни за что не поверю! Этот статный офицер способен растопить любое девичье сердце. Даже твоё, сестрица, которое ты поселила в вечную мерзлоту. Ладно, я обязательно узнаю.

Софья хотела возразить, но сестра поспешно поднялась и вышла из комнаты.

***

Ольга полдня кружила у скромного поместья Николаевых. Она хотела как бы случайно встретить офицера и ненароком завязать разговор. Еще не знала, как подойдет к беседе о письме, но была решительно на то настроена.

Однако желанной, как бы случайной, встречи, не состоялось. То ли он уехал ранним утром, то ли и вовсе не выходил из дома. Прийти прямо к нему, найти предлог… Думала об этом, вернее, подобная мимолетная мысль влетела в голову, но… Мигом отбросила такой вариант, чтобы не вызывать лишних вопросов и подозрений со стороны матушки Дмитрия.

Впрочем, решительный настрой дал свои результаты на следующий день, когда она вновь прогуливалась недалеко от обители Николаевых. Офицер невольно приметил женский силуэт и на секунду ему показалось, что это юная Софья совершает очередную прогулку, на этот раз пешую, прикрываясь от солнечных лучей изящным зонтом. Он было ринулся к девушке, прибавляя шаг… Но когда признал в силуэте Ольгу, сбавил ход. Эти действия были естественными. Казалось, сначала тело делает движения и только после мозг соображает, что к чему.

– Добрый день, сударыня!

– Добрый, Дмитрий Юрьевич!

Перекинувшись несколькими фразами, они перешли к разговору о красоте окружающей природы – тему поднял он. В отличие от сестры Ольга не замечала всей прелести здешней округи.

Девушка и сама не заметила, как Дмитрий плавно перевёл беседу. Справился о Софье и стал расхваливать младшую Мишину.

«Сейчас или никогда», – подумала Ольга.

Искусно поддерживая диалог, она, наконец, перешла в наступление.

– Правда, в последнее время, моя сестрёнка сама не своя. Всё это письмо…

– Письмо? – после некоторой паузы уточнил Дмитрий.

– Да, это глупая история, но…

Офицер смотрел на нее вопрошающе.

– Понимаете, – продолжила она, – кто-то написал Софье любовное признание, однако подписаться забыл. Вот и ломает сестрица голову, кто же он – тайный воздыхатель. А бедняжка такая впечатлительная, целые дни об этом только и думает.

Решила остановиться: забросила крючок, как сама посчитала, и теперь нужно ждать. Ей очень хотелось, чтобы Дмитрий оказался тем, чья рука не оставила подписи под сердечными признаниями в любви. Офицер был завидным женихом. И дело не в материальном достатке: состояние Николаевых было куда более скромным, нежели у Мишиных. Однако его темперамент, внешность… Все это завораживало Ольгу, и будь она чуточку сентиментальней, сама бы влюбилась в него и потеряла голову.

– Любопытная история, – задумчиво произнес Дмитрий, – как сказал Сократ, «все тайное становится явным». Уверен, появится и автор письма.

– Поскорей бы, а то бедная сестренка и ночами не спит, – приврать для Ольги было делом пустяковым.

Попрощавшись, старшая Мишина, довольная успехом своей маленькой кампании, неспешно направилась в сторону родного поместья.

***

Вечером в гостиной Ольга торжественным тоном прорезала тишину, которой наслаждалась Софья.

– Сегодня я имела возможность беседовать с Дмитрием Юрьевичем!

Выжидала ответной реакции, однако ее сестра лишь мило улыбнулась и кивнула.

Менее торжественно, как бы между делом, старшая Мишина добавила:

– Кстати, он спрашивал о тебе.

Софью немного взволновала эта подробность. Ей с нетерпением хотелось узнать, о чем именно справлялся Дмитрий. Все ее внутренности трепетали, но внешне девушка сохраняла спокойствие.

– Его глаза засверкали, когда мы заговорили о тебе, – продолжила Ольга, – не скажу, что речь шла о чем-то особенном, но он явно о тебе думает.

– Бедная Марфа Петровна, – Софья тяжело вздохнула.

– При чем тут Марфа Петровна? – Ольга нахмурила брови.

– Дмитрий Юрьевич – это все, что у нее осталось. Юрий Сергеевич погиб на Кавказе в тысяча восемьсот тридцать девятом, а старший брат Дмитрия, Максим Юрьевич – в тысяча восемьсот сорок седьмом недалеко от Гергебиля, и его убила не вражеская пуля, а холера.

– Не понимаю, сестренка, к чему ты вспомнила?

– А я и не забывала. Каждый раз, когда вижу Марфу Петровну, мое сердце замирает. Мне ее очень жаль. Думается, не о том она мечтала, когда влюблялась в молодости в Юрия Сергеевича. Любой влюбленный человек хочет быть вечно с тем, кому отдает частичку себя, но суровая реальность в один миг разделяет их.

– Быть офицером и умереть за Царя – это честь, – Ольга, конечно, так не думала, просто когда-то слышала и не раз, как об этом говорят другие.

– А разве успокоишь этой честью сердце матери? Не для того она рожала сына, чтобы он вдали от дома умер за монарха от эпидемии. Не для того влюблялась, чтобы эту любовь разрушали.

– Тебя, сестренка, послушать, так вообще жить незачем.

– Нет, Ольга, в жизни много прекрасного, мы не все замечаем. И самое прекрасное – это любовь. А мне страшно любить.

– Что за вздор?! Глупости!

– Вовсе нет. Ты любишь и боишься потерять. Сегодня он с тобой, даришь любовь, счастлива. А завтра цари и короли не могут поделить земли и из-за них ты лишаешься своей любви.

***

Утро было прекрасным. По крайней мере, так считала Софья. Пение птиц доставляло огромную радость, а теплые солнечные лучи, лаская лицо, заставляли улыбаться. Эта юная особа нередко погружалась в раздумья о мрачной действительности. Но стоило ей заметить букашку, капельку утренней росы на листе или резвящихся жеребят, тут же стирала из своего воображения темную сторону реальности и рисовала картину идеального мира.

Сегодня ей все виделось таким чудесным…

Неспешно направилась к небольшому ручью, под шум которого любила погружаться в фантазии. Мечтательница села у ручья и неспешно несколько раз, чуть прикасаясь, провела ладонями по траве. Она закрыла глаза, набросала несколько штрихов идеального мира, как вдруг послышались шаги.